Листи до Олександри Аплаксіної

Сторінка 32 з 93

Коцюбинський Михайло

Вчера вечером вернулся из поездки в Помпею — впечатление сильнее. Нет, не могу ничего описывать, тревожусь, беспокоюсь и огорчен. Пожалуйста, не забывай этого и пиши ежедневно, ведь не много времени имеешь.

us

Я здоров. Если сегодня вечером не получу от тебя ничего, не знаю, что со мной будет. Как все это нехорошо выходит. Подозреваю, что что-нибудь вышло с адресом и поэтому ты меня потеряла, не знаешь куда писать. Разве написать тебе на дом? Придется сделать это, — если ты не отзовешься.

Целую тебя крепко. Беспокоюсь.

Твой.

205.

[1G. VI 909. [Capri.]

Спасибо тебе, дорогая моя, за твои милые, хорошие письма. Я уже получил 2. Теперь я спокойнее, хотя несколько тревожит меня, что ты не совсем здорова. Береги себя, мое солнышко, ведь ты не только своя, ведь ты и м о я. Мне так хорошо было читать, что ты меня любишь. Эти слова были для меня чудной музыкой и все время внутри что-то звучит у меня: она тебя любит, она любит, хорошая, славная Шурочка. Целую тебя за это. Я ужасно скучаю без тебя, и если бы ты была теперь со мной — мне казалось бы, что я в земном раю. Люби меня немножко, может быть это окрасит нам нашу все же печальную жизнь.

Я продолжаю брать от Капри все, что можно. Совершаю прогулки — вначале по морю, теперь по суше — знакомлюсь с островом. Сейчас возвратился с большого путешествия — был на наивысшем пункте острова, на монте Соляро. Сначала подымался по крутой дороге па извозчике до Анакапри, а оттуда 2 часа карабкался на гору. Устал изрядно, но за то увидел чудный вид: кругом море, в одну сторону к Африке— вдали Канабрия, весь Неаполитанский заливе прибрежными городами, острова. Здесь видишь себя на острове отрезанным от всего мира. Чем выше подымаешься, тем природа становится оригинальнее. Древовидные папоротники и дрок, дикие розы — белые и красные, мелкая хвойная растительность, а на самой вершине развалины крепости. Вчера осматривал развалины виллы Тиберия Щ который жил здесь во времена Христа. Сюда из Иудеи прискакал гонец доложить Тиберию, что Христос распят. Развалины сохранились, видны громадные залы, лежат мраморные колонны, мозаика полов в целости, а на стенах часть штукатурки с окраской.

Я как-то так беспорядочно описываю тебе свои впечатления, а ты не помогаешь мне, не распрашиваешь. Чувствую себя хорошо, только думаю сократиться несколько и оставить

утомительные прогулки. Буду скромнее. ( )

Жду с нетерпением писем от тебя, т. к. они доставляют мне большую радость. Пиши ежедневно, не забывай меня. Ведь ты можешь писать только до 21 июня. Целую тебя, моя голубка, люблю крепко и обнимаю тоже крепко.

Твой.

206.

18 июня, 1909. [Капрь]

Спасибо тебе, дорогая моя: сегодня я получил 3-е твое письмо. Что это тебе не везет, мое сердце: то нога, то глаз, то простуда. Берегись, голубка, будь здорова к моему приезду. Я тоже становлюсь все более и более благоразумным: не делаю больших прогулок, не утомляюсь. А до сих пор грешил. Все забываешь, что приехал лечиться, все думаешь, как бы больше видеть. Чувствую себя хорошо; если не потолстел, то во всяком случае окреп и лучше хожу.

Ты хочешь, чтобы я писал тебе обо всем, но всего так много; вот разве описать тебе, что растет на Капри. Прежде всего, здесь масса виноградников. Виноград свисает с высоких жердей и дает чудную тень. Между виноградом громадные апельсинные и лимонные деревья, на которых висят теперь спелые плоды. Миндаль, рожковое дерево, фиговое, черешня и еще плоды, которых ты не знаешь (пе5ро!е). Гранаты теперь в цвету, а на сладких каштанах и оливках масса незрелых плодов. Из диких растений чаще всего встретишь еквалипт, пальму, кипарис, лавр, уксусное дерево, итальянский тополь и пинию. В садах и в диком виде целыми рощами водятся исполинские кактусы, в 2—3 роста человеческих (опунции), цветущие теперь желтыми цветами. Великолепны африканские и американские агавы, выше человеческого роста; по скалам в цвету мирты, дикие розы, белые и красные, ломонос, глициния и всякие плющи и лианы. Масса серебристой полыни ковром покрывает скалы и дышет ароматом. Исполинский дрок золотыми, горящими на солнце, кустами свисает со скал, древовидная ев-форбия и капорцы тоже везде. Но лучший цветок на Капри — это неизвестный мне голубой цветок, сидящий большими букетами в морщинах скал. А все залито красными маками. Виллы все окутаны цветущей глицинией и розами и в садах так много красной герани, что порой кажется — горит остров. Всего я не могу перечислить, есть много великолепных растений, которых я не видел прежде. Но из сказанного можешь вывести заключение, что по растительности это рай. В другой раз опишу что-нибудь другое. Голубка моя Я еду через Вену потому, что у меня уже есть обратный билет и заехать туда — одно только удовольствие. Целую тебя крепко. Люблю тебя.

Твой.

207.

Capri. 20.VI 909.

Дорогая детка, сегодня получил твое 4-е письмо. Благодарю тебя. Досадно, что ты не получила моего письма в тот день, когда рассчитывала, но, вероятно, почта задержала. Я пишу тебе через день. Зачем ты огорчаешь себя и меня всякими сомнениями насчет нашего будущего? Конечно, мы оба не знаем, что с нами будет, но ведь мы любим друг друга, — а это уже много. Не грусти, голубка, верь, я тебя безгранично люблю.

Вчера меня постигла маленькая неудача. После завтрака я ушел гулять, между тем получилось письмо от Горького, которым меня приглашают слушать его новую повесть. Ждали меня, ждали и не дождались, и я попал только на конец чтения. Повесть эта называется] "Лето", из быта русской деревни в последнее время и, говорят, очень удачная. Я огорчился, но Горький утешает меня тем, что скоро пришлет ее мне, так как она уже пеіатается. А все вже досадно. Потом мы пошли с ним на вечер к известному ученому астроному, немецкому Мейеру, где нас угостили пением какой-то певицы и немецкого художника Руданова, но все это было из оперы "заткни уши" и была такая скука, что все мухи на Капри подохли. Мы тогда давай бог ноги, и остаток вечера провели у Горькою, дурачились, пели и смеялись. Вернулся домой в 2 часа ночи и сегодня хожу сонный. Голова болит. Через недельку покидаю уже Капри, а так досадно. Еще не отдохнул, как следует. Только надежда видеть тебя утешает меня. А как я хочу видеть тебя, мое счастье, как хочу приласкать мою детку. Будешь ли ты рада видеть меня? (. . . . .)